Ангел, презумпция жизни - Страница 26

Её каблучки хрустят по снегу, она вскакивает на бордюр, я подаю ей руку. Как же мне было тогда хорошо! Почему люди не умеют ценить то, что имеют? Вот он, тот момент – она высвобождает руку… Я остановил время, спрыгнул с балкончика и пошёл к ним, сминая застывшие в воздухе хлопья снега.

- Не отпускай её! Что бы она ни делала, не отпускай! Говори глупости, корчи из себя влюблённого первоклассника, но не отпускай!

Снег медленно начал скользить к земле, девушка посмотрела на того меня с детской обидой:

- Слава… Слав, ну мы же договаривались…

- Забудь о договоре, он тебе нравится! И ты ему нравишься!

Они оба замерли в нерешительности, смущенно перетягивая её руку.

- Сдавайтесь, вы созданы друг для друга!

Она отвела взгляд от сцепленных рук, пробормотала:

- Ладно, всё равно скользко, - и побрела дальше, утягивая за собой остолбеневшего меня.

Я подпрыгнул, еле удерживаясь, чтобы не станцевать ламбаду прямо здесь, в порыве радости – получилось! Я всё-таки похлопал в ладоши, с довольным видом скача по снегу, потом увидел облезлую кошку, которая таращилась на меня, как на идиота, и поутих. Ладно, слетаю проверю, что изменилось в моём настоящем. Я взмахнул крыльями, подняв тучу снега, кошка громко чихнула и отвернулась.

***

Её комната выглядела так же, на мольберте стояла та же русалка с сердцем, на полу в углу лежал матрас с одеялом, а на одеяле сидели мы с ней. Я выглядел здоровее и массивнее – странно, я даже глянул внимательнее на свои руки и сравнил с руками того, другого себя, – определённо, он штангу не забывал, даже завидно. А ещё более завидно было от того, что Ксю сидела у него на коленях, положив голову на его грудь, а он перебирал её чёрно-розовые волосы.

- Слав, вот что мне делать?

Голос у неё был несчастный, тот я обнял её поплотнее:

- Развлекись, выброси всё из головы. Хочешь, съездим куда-нибудь?

- Так в том и дело, что нечего выбрасывать! У меня пусто там и так! - Она постучала себя по лбу согнутым пальцем. - Мне туда ничего не приходит! И не хочется ничего совершенно, веришь, рисовать, стихи писать, гулять – ничего не хочется! Раньше было такое, но обычно это проходит через недельку, стоит взять хорошую книжку и сладкого…

Я улыбнулся:

- Что ты сейчас читаешь?

- Ничего. Как ту дочитала в прошлом месяце, так больше ничего не привлекает. А шоколада могу съесть хоть тонну – всё равно не легче.

- Творческий кризис?

- Жизненный… Вот ты для чего живёшь?

Я пожал плечами:

- Ну, я редко над этим задумываюсь, - соврал, подумал я, не редко, а никогда. - А ты?

- Я… Обычно я рисую или пишу, живу для того, чтобы дописать, а потом, когда заканчиваю, берусь за следующий проект, следующий, дальше, дальше… ну или готовлюсь к чему-нибудь, к празднику, к поездке. А сейчас, как будто список дел, которые нужно сделать, кончился, и я, поставив последнюю галочку напротив последней строчки, иду копать себе могилу с чувством выполненного долга, - она фыркнула, он засмеялся:

- Ты даже из самой глубокой хандры балаган делаешь!

- Это нервы.

- А может, это кризис среднего возраста? - Теперь фыркнули оба. - Ну или тебе просто пора завести семью?

- Да ну тебя. Посмотри вокруг – с кем тут можно семью строить?

Так… я чего-то не понимаю?

- Ну неужели тебе никто не нравится?

- Те, кто мне нравятся, для семьи не подходят, а те, кто подходит, от тех меня тошнит!

- По-моему, тебя от всех тошнит.

- Похоже на то, - она скривилась.

- И от меня?

- От тебя – нет, - улыбнулась она. - А у тебя брата нету? Чтоб как ты был?

- Есть, но у него уже есть девушка!

Брешет, подумал я, нет у моего брата девушки. Хотя, в этом варианте реальности – вдруг?

- Жаль, - с улыбкой вздохнула она, - ты клёвый. Надо заказать твоим родителям ещё парочку.

- И усыновить?

Она прыснула, уткнулась лбом в его грудь:

- Эх, Славка, Славка… спасибо тебе. Ну, за то, что нянчишься со мной и моей депрессией.

Он взял её под колени, приподнял и стал шутливо укачивать:

- Баю, баюшки-баю…

Она рассмеялась, обняла его:

- Ты самый-самый лучший мой друг!

Ясно…

Обидно, досадно, ну ладно.

Я нырнул в окно и хлопнул крыльями.

***

- Но вспять безумцев не поворотить, они уже согласны заплатить…

Его голос чиркал по душе как наждаком, но от этого становилось странно легче. Я сидел на полу, рядом с несколькими ребятами приблизительно моего возраста, все горизонтальные поверхности в маленькой комнате были заняты, здесь было человек пятнадцать и все слушали. А он пел уже третий час и похоже, останавливаться не собирался. Я смотрел на него, на его гитару – интересно, правда что на ней лопнули струны, когда он умер? Я вполне мог бы смотаться и проверить, но мне не хотелось уходить. Здесь было хорошо. Здесь было «до». До всех моих проблем, до Ксюхи, до моего решения стать полумёртвым психопатом. Все пили водку. И я пил. Ни хрена не чувствовал, но пил. К утру мне даже показалось, что я опьянел, но иллюзия рассеялась очень быстро. Я подошёл к спящему барду, прикоснулся к лежащей рядом гитаре, она издала низкий гул, он не просыпаясь положил руку на гриф. А может и правда про струны.

Я вышел на улицу, посмотрел в небо…

Мне надо идти. Надо делать что-то для того, чтобы моя Ксюха была счастлива. Но я не знал, что. Я покопался в последних годах нашего с ней общения, изменяя конфликтные ситуации, сглаживая углы – не помогло. Наши отношения в результате становились лучше, но она всё равно теряла смысл жизни. Или просто даже не находила ни разу? Что ей нужно для счастья? Я перечитал её дневник от корки до корки, но ответа так и не нашёл.